Записи на таблицах - Лев Виленский

своем походном шатре, а рядом шатры сыновей его. От обоих лагерей до стен Урусалима — 5 полетов стрелы. У восточного лагеря, как и указали лазутчики, удобно установили артиллерию, обстрел стен Урусалима ведется почти беспрерывно, но не дает видимого результата. Каждый день мы высылаем карательные отряды в близлежащие местности для планомерного уничтожения местного населения, такие конные отряды числом в 500—1000 человек полезны, ибо могут за короткое время внушить яхуд страх перед Ашшуром. В плен, кроме жителей Лахиша, угнано уже 20000 человек, десятой части из них Царь приказал вырвать глаза, как принято у нас делать с волами, вращающими водоподъемные колеса у оросительных каналов. Везде мы встречаем отчаянное споротивление. Яхуд, как кажется мне, совершенно не ценят собственную жизнь. Матери убивают своих детей, а потом закалывают себя, чтобы не попасть нам в плен.

— Вчера я посетил одно из разрушенных селений, где с интересом наблюдал, как живут яхуд. В их селениях нет храмов. Самым большим домом является школа, в которой на стенах начертаны знаки их странного письма. Надо заметить, что яхуд поголовно грамотны и учат своих сыновей и даже дочерей читать и писать с раннего детства — все это принижает великую науку письмен, которой в Ашшуре занимаются только избранные или очень богатые люди. Осмелюсь предположить, что письмо яхуд очень примитивно, в нем, как рассказал мне один пленник, всего 20 или 22 знака. Что можно записать и передать столь малым количеством знаков — наверное только очень примитивные понятия! Несколько сот знаков развитой и совершенной аккадской клинописи могут передать намного больше слов и понятий, лишний раз подумалось мне, насколько примитивен этот странный народец! Один единственный небольшой храм в Урусалиме, который ясно виден из восточного лагеря, имеет малый размер, форма его напомнила мне подобные сооружения в Араме и Финикии, на крыше этого с позволения сказать, строения, торчат золотые острия, которые, по рассказам местных жителей, притягивают молнии.

— Еще могу добавить в пользу яхуд (я, кажется, уже писал об этом), что народ этот очень чистоплотен, и, несмотря на нехватку пресной воды, проводит ритуальные омовения почти каждый день. У них много праздников… (лакуна в тексте)

— Осада длится уже пятый месяц, подходит сезон дождей, неблагоприятный для войска, а результат пока весьма и весьма невелик. Яхуд отбивают атаки штурмовых отрядов, им удалось сжечь две баллисты. Но урон войску Ашшура не нанесен, солдаты жаждут победы. Тем не менее, Царь Царей выслал сегодня Сар-Ассара со свитой вести переговоры о сдаче Урусалима. В учтивых выражениях, Сар-Ассар сообщил яхуд, что бесполезны их усилия, ибо их бог — ничто по сравнению со славой богов Ашшура, давших в руки наши победу над богами Хаммата, Аррапхэ, Арама и Тира, войско яхуд столь ничтожно, что и двух тысяч воинов не выставит против нас царь Хизкиягу, что надежда его на Мицраим не оправдалась, ибо войско паро разбито. Взамен на капитуляцию, Царь Царей милостиво сохранит яхуд самое ценное, что у них есть — жизнь, и поселит их в Ашшуре у реки Гозан, где уже несколько лет живут их братья из Бит-Омри. Хитрый Раббасакай, вельможа Царя, передал слова эти, пользуясь языком яхуд, чтобы слышали его в Урусалиме и убоялись мощи Син-Аххер-Иба, и не полагались на бога своего больше. После передачи послания, Сар-ассар повернул коня к лагерю, довольный похвальбой своей, и за ним ехала свита, предвкушая близкую победу над презренным народом яхуд.

Отступление второе: Разговор с Богом

Царь Хизкиягу, осведомленный об ассирийском вторжении, созвал во дворце своем главных сановников и генералов, хотя в душе он знал, что никаких добрых новостей и правильных советов не услышит. Стояло жаркое лето, ночи были душными и темными, со стороны моря часто поднималась мгла, окутывая к полуночи стены Ерушалаима, так, что даже огни костров на башнях были едва видны. Всюду виделись царю зловещие предзнаменования — так, бык, приносимый в жертву вчера, неожиданно грузно осел на каменные плиты двора, на глазах его выступили слезы, животное замычало и околело, не дав принести себя в жертву. Кроме того, произошло землетрясение, от которого дала трещину стена малой дворцовой цистерны, и часть воды успела просочиться и уйти в сухую и истомившуюся от жары землю. Зима в этом году выдалась сухая, дожди лили вяло, Кидронский ручей едва журчал под стенами города. Солнце на закате было огненно-красным и повисало на зубцах стен, как отрубленная, сочащаяся кровью, голова.

В восточной комнате, окна которой смотрели прямо на горы Моава, вместе с царем сидели на брошенных на пол подушках шестеро. Царь созвал только самых близких людей, опытных в жизни, искусных в делах военных и дипломатических. Молчание давило тяжелой ношей. Никто не пытался начать разговор. Наконец, заговорил Эвьятар, генерал конницы, сухощавый, со страшным изуродованным ударом египетской палицы, лицом: «Ассирийцы наступают с двух направлений, о Хизкиягу. С северо-востока, со стороны покинутого жителями Бэт-Эля идет сам Санхерейв, царь ассирийский, и с ним отборные части миттанийской конницы и тяжелая пехота. С юго-запада, взявши Лахиш, подошел к стенам Сарэцер, сын Санхерейва, да сотрется имя его, с колесничими войсками и пехотой. У ассирийцев много осадной артиллерии, мы насчитали, по меньшей мере, четыре десятка баллист, впрочем, царю уже известно об обстреле стен города. Ассирийский воин воистину неуязвим! Их броня состоит из бронзовых чешуек, нашитых на толстый кожаный панцирь, щиты окованы медными пластинами, шлемы целиком из бронзы, хорошей работы. Кроме копий, мечей и боевых топоров, ассирийцы вооружены пращами и луками, луки у них хуже наших, но достаточно совершенны, чтобы послать через стены десятки тысяч стрел. Ассирийская колесница окована толстой броней и неуязвима ни для метательных снарядов, ни для копий. Наши конные вылазки против ассирийской армии увенчались разгромом, хотя я по твоему, о царь, приказанию выбрал самых отчаянных воинов. Вот теперь, когда ассирийцы построили два лагеря вокруг Ерушалаима, нам ничего не остается, как признать поражение. Мы не выстоим более года. Несмотря на то, что воды в городе достаточно, запасов продовольствия не хватит на год, число беженцев, скрывшихся в Ерушалаиме, доходит до пятидесяти тысяч.»

Шевна, писец царский, комкая бороду в кулаке от волнения, прошептал «Но ведь если мы откроем ворота — нас просто выведут в рабство. Вспомните, что стало с Шомроном, когда Ошеа приказал открыть ворота!»

Никто не проронил ни слова более. Сгущалась темнота в узких окнах. Неожиданно поднялся холодный, пронизывающий ветер, выл в узких улицах Ерушалаима, бросая горсти пыли в глаза прохожим, сметая с крыш голубиный навоз. Луна — кроваво-красная, огромным диском вставала из-за хребта Моавского плоскогорья на востоке. С холмов, окружающих Ерушалаим, слышался беспрерывный гулкий